Виктория Аракелова
Кандидат исторических наук, профессор,
Институт востоковедения,
Российско-Армянский Университет
доклад на Конференции
«ДУХОВНЫЕ ЦЕННОСТИ И СОВРЕМЕННОЕ ГОСУДАРСТВО»,
25 марта 2019г., Конференц-зал «Пикассо», гостиница «БЕСТ ВЕСТЕРН КОНГРЕСС», г. Ереван, Республика Армения
Эпоха секуляризма существенно повлияла на многие аспекты общественного сознания, исказив значения целого ряда базовых понятий, которыми оперирует любой этический кодекс. Подмена понятий и игра со смыслами – очевидные знаки нашего времени, в котором современные информационные технологии с легкостью решают проблему реинтерпретации любого термина и насаждения новых его значений. Критическое мышление человека, его информированность и опыт, но, прежде всего, безусловно, приверженность религиозной традиции, носителем которой то или иное общество исторически является, — существенные преграды на пути указанного деструктивного процесса.
В отличие от мусульманского права, так или иначе выступающего основным источником формальных кодексов и правовых систем во многих государствах исламского мира (включая страны со смешанными правовыми системами), в странах традиционно христианского мира христианское право имеет крайне ограниченную сферу влияния, распространяющуюся преимущественно на частные аспекты жизни человека. Однако, даже оставаясь вне рамок правового поля, христианская религиозная традиция на уровне общественного сознания сохраняет основные ориентиры, обеспечивающие моральное здоровье общества, а, следовательно, и его устойчивое развитие.
Еще несколько десятилетий назад отсутствие четкой артикулированности в приверженности христианскому наследию в правовых кодексах отчасти компенсировалось консенсусом между государством и обществом в отношении определения добра и зла. Так, например,преамбула Устава Совета Европы 1949 года, отмечая приверженность государств-основателей организации «духовным и моральным ценностям, которые являются общим достоянием их народов и подлинным источником принципов свободы личности, политической свободы и верховенства права», однозначно подразумевала под «общим достоянием»наследие прежде всего христианского континента – той Европы, культурная доминанта которой изначально выкристаллизовывалась в поле сугубо христианских смыслов. Кроме того, многие возникавшие атеистические модели также во многом базировались на постулатах религиозной морали, хотя источник данной морали и не определялся в них как божественный. Именно последнее – неверное определение источника морали — позволило за несколько десятилетий полностью вывести христианскую аргументацию из любого правового дискурса, мораль постепенно стала восприниматься как релятивистское понятие, а определения «добра» и «зла» первыми попали в поле подмены смыслов.
Проблема апологии зла – гораздо шире ее собственно теологических постановок, сегодня она уверенно проникает во все сферы жизни, размывая одно из ключевых понятий любого морального кодекса — понятие греха, отношение к которому меняется вместе с его дефиницией (грех начинает восприниматься как некая альтернативная форма праведности). Способствует этому серьезное искажение другого базового понятия — свободы, пожалуй, одного из самых акцентируемых сегодня и одновременно подверженных манипуляциям понятий. Свобода как базовое право личности восходит к изначальной недетерминированности человеческой воли как важнейшей характеристике человека.Однако реализация свободной воли вне формата безотносительных нравственных законов губительна как для индивидуума, так и для общества.
Кроме того, полноценно воспользоваться данной ему свободой воли человек может лишь в том случае, если за ним сохраняется свобода в ее исконном понимании –свободы от греха. Релятивистская мораль, подкрепленная принципиально новыми, по сути антихристианскими правовыми положениями, внедряется сегодня в противовес традиционным нормам, восходящим к христианскому религиозному кодексу, и ставит целью не просто лишить человека нравственных ориентиров, но и существенно ограничить его возможность воспользоваться правом свободы от греха. Подобное развитие, в конечном итоге, приведет к окончательному формированию и укреплению правового поля, в котором гражданин на законных основаниях окажется лишенным права выбора, не имея возможности реализовать свою исконную свободу – свободу от греха.
Последовательное внедрение описанного правового поля наблюдается повсеместно в постхристианских сообществах: человек, приверженный традиционной системе ценностей, не признающий двойственных норм релятивистской морали и отказывающийся видеть за грехом «альтернативную праведность», подвергается преследованиям на государственном уровне, административным и уголовным наказаниям.
Очевидно, что правовые системы, основанные на релятивистской морали, будут укрепляться и расширять поле своего применения. В данной ситуации наиболее уязвимыми в правовом смысле оказываются именно государства с традиционным христианским кодексом, в которых, однако, приоритет христианских ценностей не закреплен законодательно, а ценностный ряд сохраняется не столько в качестве элементов живой религиозной нравственности, сколько на уровне традиции-инерции. Сказанное как нельзя лучше отражаетситуацию в современной Армении. Разрушительные тенденции, несмотря на активное неприятие большинства, фактически не встречают препятствий на государственном уровне, тогда как очевидно, что защита самого стержня, вокруг которого некогда оформилась армянская нация, должна сегодня восприниматься как сверхзадача.
Оставаясь светским государством, Армения позиционировала себя в качестве христианской страны с тысячелетней христианской историей. Свидетельство тому – и отмеченная на государственном уровне знаковая дата «1700-летие принятия христианства в Армении», и повсеместное следование религиозной обрядности в знаковых аспектах семейной жизни (крещение, венчание и проч.), и широко отмечаемые в обществе религиозные праздники. Почему страна с очевидной христианской доминантой не может декларировать свою приверженность христианским ценностям на государственном уровне? Сам факт подобной декларации мог бы стать серьезной защитой на пути проникновения разрушительных идей: необходимость считаться с сохранявшейся веками культурной доминантой, обеспечивавшей устойчивость общественного развития и сохранение армянского идентитета, вполне могла бы послужить аргументом для защиты правового поля от губительных нововведений.
В то же время, задача сохранения традиционного ценностного ряда не должна ограничиваться правовым полем. Основополагающие ценности, даже закрепленные законодательно, будут утрачивать исконный смысл и подлинное содержание, пока на уровне общественного сознания не будет закреплена отчетливая аргументация:почему одно представляется крайне важным, а другое — совершенно недопустимым. И здесь не обойтись без введения в общественный дискурс — при суждении о том или ином явлении — христианской аргументации. Данная задача особенно актуальна в свете задачи воспитания нового поколения. Широко распространенная семейная культура, система табуирования в которой длительное время выстраивалась в формате аргументации «недопустимо, поскольку неинтеллигентно», «не свойственно нашему кругу» и проч., апеллирует к некоей стратовой морали, оставляя за ее рамками всех членов сообщества, не принадлежащих к подразумеваемой группе. Ссылка на христианскую мораль,как довод,в свое время целенаправленно и последовательно выводилась из оборота и на семейном уровне, и на общественном, что упрощает сегодняшнее продвижение деструктивных тенденций. Поиски нужных легальных формулировок значительно облегчились бы, если бы современное общество вернулось к старой и проверенной формуле: недопустимо, поскольку не по-христиански. Сам факт принадлежности к христианской цивилизации – аргумент самодостаточный, возлагающий серьезную ответственность за сохранение христианского кодекса и на власть, и на общество, и одновременно обеспечивающий будущим поколениям возможность реализации главной свободы – оставаться христианином.
