ХАЧИК ГАЛСТЯН
Кандидат политических наук, доцент ЕГУ,
член Евразийского экспертного клуба
В свете июльских событий, когда группа вооруженных лиц, сторонников радикальной оппозиции, захватила здание полка патрульно-постовой службы на окраине Еревана и долгое время удерживала заложников, вновь в нашем общественно-политическом дискурсе разгорелась полемика вокруг выбора методов, целей и средств выражения социально значимых интересов и ведения политической борьбы в политическом пространстве Армении. В этом вопросе общественные настроения можно было разделить на несколько групп. Первая группа в основном оправдывала насильственные действия оппозиционеров, героизируя членов вооруженной группировки, считая их действия отчаянным шагом против государственного и властного произвола, тем самым, прямым или косвенным образом поощряя жесткие и насильственные методы политической борьбы, в том числе и гибель двух полицейских, убитых во время исполнения своих служебных обязанностей. Вторая группа не менее яростно поддерживала действия силовых структур, сравнивая захват полка с террористическим актом, призывая власть действовать бескомпромиссно и “мочить повстанцев в сартире”. И наконец, третья часть общества выступала за мирную развязку конфликта, призывая всех конфликтующих сторон сесть за стол переговоров и только через диалог решать возникшие вопросы и противоречия. К счастью, в итоге стороны выбрали последний путь и после двухнедельного напряженного противостояния, в итоге длительных переговоров вооруженная группа сложила оружие.
Властные истоки культуры конфликта в армянском обществе
На самом деле это не первый опыт насильственного способа выражения политических интересов и протестных настроений в Армении. Уже после провозглашения независимости, параллельно с построением новой политической системы, неоднократно разные политические группировки в выборе методов и средств политического противоборства наиболее часто предпочтение отдавали именно насильственным методам политической борьбы. Достаточно вспоминать нашумевшие политические убийства высокопоставленных государственных лиц в середине 1990-ых, дело “Дро”, разгром парламента 1996 г., террористический акт 1999 г., когда была обезглавлена исполнительная и законодательная власть Армении, столкновение власти и оппозиции после выборов 2008 г., унесших жизнь 10 наших соотечественников, и, наконец, июльская вспышка сторонников радикальной оппозиции, в котором тоже не удалось избежать от человеческих жертв. Для четверть вековой независимой государственной традиции, согласитесь, выше перечисленные случаи, к сожалению, говорят о доминировании культуры конфликта и насилия. Их даже можно считать повседневной политической практикой. Почему же, все таки, в методах политической борьбы в армянском обществе превалируют именно насильственные подходы решения проблем? Для ответа на этот вопрос, в рамках данной статьи более подробно остановимся на двух причинах. Первая причина кроется в недрах власти и властных отношений, которые сформировались в эти годы в Армении. Монополизация политического поля страны, неравномерность распределения ресурсов, сосредоточение огромного количества власти в руках главы государства, отсутствие эффективных механизмов разделения и противовесов власти, недейственный выборный механизм, безнаказанность, безответственность и вопиющая социальная несправедливость с годами у большинства граждан страны сформировали твердую позицию политического абсиентизма, отчужденность от политики, недоверие и низкую легитимность власти. В итоге – высокая степень эмиграции, появление множества маргинальных, и, как правило, радикально настроенных групп людей, видящих единственным выходом из сложившейся ситуации именно в насильственном способе политического противоборства, вплоть до свержения власти. Как правило, во всех случаях, когда сохранение власти любой ценой становится самоцелью, а действующая конституция и институциональный строй на дают возможности цивилизационного выражения интересов большинства, мы сталкиваемся вспышкой не только физического, но и структурного насилия, всячески поддерживающейся государством. Чрезмерная дистанция от власти, которую испытывают граждане страны, когда все важные политические решения принимаются под занавесом “ночной дипломатии”, в одном центре, без каких-либо делиберативных процедур, в итоге приводят к тому, что силовой вариант захвата власти остается единственной, и как правило, худшей альтернативой решения проблем.
Как выход из сложившейся ситуации, власть, в свою очередь, может предпринять определенные контрмеры. Так, например, может поменять правила политической игры, изменяя институциональный-конституционный строй страны. В частности, по этому пути пошли власти Армении, в 2015г. вынося на референдум новый вариант конституции страны, предполагающий изменение формы правления страны, переход от президентской к парламентской республике. Но как был проведен референдум, каким образом был достигнут “большой общественно-политический консенсус” по поводу новых правил политической игры? Этот процесс во многом напоминал картельное соглашение нескольких политических группировок, олигополическое соглашение “политических акционеров”, которые между собой договорились о своей доле в будущем раскладе сил. Опять в обход общественному мнению, и как результат – теневые договоренности, закулисные переговоры, отсутствие прозрачности и подотчетности. Даже когда президент страны, после развязки ситуации вокруг полицейского полка, в своем выступлении с представителями общественности, властей и духовенства заявляет, что спустя через месяцы в Армении будет сформировано правительство национального согласия, такая власть, при которой “реализация решений будет находиться в пределах ответственности поля широкого консенсуса”, ничто иное, как заранее начертание политического поля страны и определение исхода выборов. А демократический принцип гласит неопределенность результатов при определенных процедур. За несколько месяцев до выборов с такой уверенностью утверждать, что именно так проголосует большинство населения страны, не что иное, как факт олигополического соглашения, когда и “волки сыти и овцы целы”(значит съели пастуха, в нашем случае население Армении, которое уменьшается катострафическими темпами).
С другой стороны всем понятно, что на этот раз косметическими преобразованиями вопрос не решится и подавить сетевое противостояние оппозиционно настроенных масс вряд ли удастся. Тогда, возникает вполне логичный вопрос: что делать? Первое, власть должна в срочном порядке перейти от монологической формы политической коммуникации к диалоговой, от “парникового вещания” к реальному диалогу.На самом деле в армянской современной политической действительности пример хватает, когда власть вместо реального диалога инициирует разные модификации псевдодиалогических практик. Второе, в деле принятия госудасртвенно важных решений власть должна прибегнуть к совещательным, делиберативным процедурам разработки и принятия политических решений, тем самым постепенно уменьшая чувтсво отчужденности и дистанции граждан от власти, в свою очередь, повысив уровень доверия и причастности граждан к политическим и государственным делам. Отныне недопустимо принятие жизненно важных решений в закрытых кабинетах, без соответствующей экспертной и общественной поддержки.
Культура конфликта как выражение маскулинности армянского общества Но кроме властных причин, ради справедливости надо отметить, что доминирование культуры насилия в нашей стране имеет более глубокие причины, заложенные в обычаях, традициях и в общественном сознании современного армянского общества.Дело в том, что в мире существуют общества и культуры, отличающейся повышенным уровнем конфликтного поведения, и наоборот, есть общества, где превалируют ценности толерантности, терпимости, бесконфликтного поведения. К сожалению, армянское общество относится к первому типу сообществ, где в долгой исторической перспективе наблюдался именно культура конфликта и повышенный уровень напористости и агрессии.
Для определения уровня склонности к насилию в научной литературе широко применяется этнометрическая методология, разработанная голландским автором Г. Хофстедом. В частности, он выделяет такой параметр, как индекс маскулинности (Masculinity), тем самым сравнивая национальные культуры по сравнительной линии между мужским (Masculinity) и женским (Feminity) характеристиками. Согласно гипотезе голландского ученого, в тех сообществах, где уровень маскулинности выше, вероятность того, что возникшие противоречия будут решаться силовыми средствами и государство столкнется с внутренним насилием, неоднократно повышается. К сожалению, к группе данной закономерности относится и армянское общество, где как на социальном, так и на политическом уровне в основном превалируют силовые методы решения проблем. Исследования тоже показывают, что политические акторы в случае возникновения конфликтных противоречий, предпочтение в основном отдают силовым методам политической борьбы, наиболее часто прибегая к односторонним действиям, пытаясь вытеснить конкурентов с политического поля, ведя бескомпромиссную политику. И только в исключительных случаях стороны прибегают к диалогическим коммуникациям, используя переговоры и другие согласительные технологии принятия совместных решений. Кроме этого, о повышенном уровне маскулинности армянского общества свидетельствует и тот факт, как армяне относятся к своим наследникам мужского пола. Трудно найти еще одну такую нацию, где так возвышали бы своих наследников по мужскому половому признаку. Мальчик в семье олицетворяет с собой продолжение рода, гордость родителей, которому дозволено все. Во многих семьях они становятся чуть ли ни культом почтения. По этому поводу можно привести и еще одну негативную статистику: по числу абортов связанных с полом ребенка Армения занимает одну из самых худших мест в мире. А это, в свою очередь, сильно отражается на уровень рождаемости и нарушает естественный половой баланс между мужчинами и женщинами. От этого и жесткий естественный отбор в армянском обществе, склонность к насилию и силовым методам решения проблем, взаимная неприязнь и отсутствие толерантности в обществе. В таких напористых культурах очень часто конфликты решаются не институционально-правовыми механизмами, а по “закону гор.” Так что, в глобальном смысле вопрос выбора методов и средств политической борьбы в политической жизни Армении остается открытым: будет ли и в дальнейшем насильственный способ выражения политических интересов превалировать в политической культуре Армении, или же восторжествует культура политического диалога и компромисса? Время покажет…. .
